Перекресток миров. Книга 1. Начало - Страница 3

Додумывал я это сидя на заднем сидении старенького форда фокуса второго поколения. Внешне машинка выглядела древней и убитой, но салон изнутри достаточно чистенький. Водителя спрашивать о чем-то бесполезно, наверняка не в курсе. С моей конторы станется и обычное такси подогнать, пару раз было, но эта-то машинка явно ведомственная. Водила в аккуратном костюме, хоть и без галстука, молчит, общаться не лезет. А раз машина казенная, то ему просто приказали забрать человека изображенного на фотографии в точке «А» и отвезти его в точку «Б». Проявлять же любопытство и тем более инициативу в моем ведомстве отучают быстро и качественно.

Фордик уверенно пробирался через стандартные пробки моего родного города куда-то на юг, а я откинулся на спинку сидения и постарался расслабиться. А0 и точка два, значит, всю группу соберут в одной точке, погрузят в какой-то транспорт и уже там, по дороге будут инструктировать. Ну, или вручат пакет с описанием задания. Заодно и проблему режима секретности на доподготовке решат. А пока для анализа мало данных, так что нечего и заморачиваться.

Да, о месте службы… Как можно догадаться спецназ, он самый… Хотя спецназов счаз развелось. Дожили, даже у войск охраняющих зону и то свой спецназ есть. Осталось еще разве что стройбату свой спецназ завести. Хотя говорят что самое страшное подразделение нашей армии — это стройбат, им даже оружие не выдают. Так что стройбатовским спецназовцам, наверное, руки будут связывать или вообще отрубать… А если серьезно, по официальным и самым секретным документам я числюсь командиром группы глубинной разведки, если перевести с казарменного на русский — то подразделение диверсантов где-то фронтового уровня. Практику эту внедрили во время последней войны, благо там отбор и обучение подобных специалистов решается несколько проще, чем в мирное время. По крайней мере, в нашем богоспасаемом отечестве именно так. Вот и угодил я после своего общевойскового училища в подобную группу. С одной стороны повезло. Война как всегда началась неожиданно, и командиров низшего звена в армии катастрофически не хватало. Всем курсантам общевойсковикам четвертого и пятого курсов оформили досрочный выпуск, сунули в зубы погоны мамлеев и погнали в войска. И светило мне покомандовать пару месяцев взводом солдат — срочников, а после, с большей долей вероятности, сдохнуть; с меньшей — проваляться в госпитале и, получив инвалидность, комиссоваться по состоянию здоровья. По крайней мере, суровая дама статистика утверждает, что девяносто процентов войск первого эшелона на этой последней войне постигла именно такая судьба. Оставшиеся десять процентов худо-бедно воевать научились и прибывающее пополнение научили.

А меня приметил тот капитан… Когда мы, младшие лейтенанты, получившие погоны пять дней назад и даже не отгулявшие полагающийся нам отпуск, утрамбованные в грузовой самолет после трех суток сидения в аэропорту, отдыхали в штабе группировки войск и напряженно гадали, в какую задницу нас пошлют, я выполз покурить на крыльцо. Так получилось, что это оказалась последняя сигарета в моей жизни, и ту сволочь судьба не дала докурить… Ее у меня из руки выбил какой-то небритый мужик в пустынном камуфляже без знаков различия. Я чисто на автопилоте отметил, что погон с большими звездами не наблюдается, и высказал этому мужику все, что думаю о нем, о его родителях, о его сексуальных предпочтениях и так далее… Первый и второй удары я сблокировал, все-таки чему-то в училище меня научили, а потом очнулся в сортире, где этот мужик макал меня головой в рукомойник. А рядом стоял цельный полковник из кадрового отдела штаба и нудил просительным тоном:

— Ну, товарищ капитан, ну эта партия уже вся расписана по дивизиям, ну меня ж командующий южной группой войск сожрет, ну товарищ капитан, ну не могу я его вам отдать…

— Посылай генерал-майора на хуй, ну или ко мне, что в принципе одно и то же, — флегматично заметил капитан, приподнимая меня за шкирку и изучая мою физиономию. Я к этому моменту начал понемногу приходить в себя и пытался понять, кто такой этот капитан, который посылает при свидетелях генерала на хуй, и которого просительным тоном упрашивает чего-то не делать полковник — штабник. В моей голове подобное нарушение субординации тогда еще не укладывалось. С некоторым удовлетворением я отметил свежую ссадину на скуле капитана, видимо я, каким-то чудом, умудрился его зацепить, скорее случайно, нежели намеренно.

— Во, оклемался, — так же флегматично продолжил мужик, — ну что боец, поздравляю тебя с прибытием к месту службы, в доблестную разведроту нашей группы войск. Ты мне понравился, думаю — сработаемся, если конечно не сдохнешь в первом же выходе…

— Служу отечеству, — дежурно обрадовался я, пытаясь начать стоять самостоятельно.

— Ну и первый приказ, ты бросаешь курить…

Да уж, тогда я думал, что это была случайность. Ну молодой был, хотя наивность из меня к тому моменту вроде как уже выбили. Это уже позже я сам сообразил, да и понять помогли, что в таких вещах случайностей не бывает по определению. Много потом чего было, и веселого, и грустного… Я не сдох ни в первом выходе, ни во втором, ни в последующих. С некоторыми перерывами на госпиталя провоевал пять лет, да и после войны продолжил службу. Капитан Федосеев, завербовавший меня, погиб на втором году войны в одном из выходов. Из моих сокурсников не выжил никто, только один из лейтенантов с пятого курса, прибывший вместе со мной остался, правда существовал в инвалидном кресле. А вот я уцелел…